Соболев Феликс Михайлович

Профессия: режиссер
Дата рождения: 25 июля 1931 г.

Окончил Киевский институт театрального искусства им. Карпенко-Карого (актерский факультет, 1953 г., режиссерский факультет, 1959 г.). С 1959 года работал на Киевской студии научно-популярных фильмов. Снимал ленты, которые перевернули представления многих об этом жанре (и не только в СССР). Вел мастерскую научного кино в институте театрального искусства им. Карпенко-Карого.

Заслуженный деятель искусства Украины. Лауреат государственной премии, премии им. М.Ломоносова АН СССР.

Умер — 20 Апреля 1984 г.

«Он бросил актерство, чтобы попробовать себя в режиссуре. В 1959 году пришел на студию, которая популяризировала научно-технические знания: „Как сеять сахарную свеклу", „Зачем нужна электроэнергия?", „Механизация труда штукатура". Вряд ли Соболев жалел, что забросил сцену провинциального театра, но должность ассистента режиссера поначалу вряд ли способна была его порадовать. Ему, как подмастерью, вменялось сбегать, достать, помыть. Зато спустя год он был допущен к первой самостоятельной работе. Символично, что свою режиссерскую карьеру Соболев начал „фундаментально" с „Осушения болот". Казалось бы, сюжет для сельского хозяйства, но старики смотрели его с негодованием: „Что он делает? Съемка снизу, сбоку, сверху! Его ж за формализм уволят!". Все, кто видел первые работы будущего мэтра, говорят, что его бросало из стороны в сторону, но уже тогда, не заглядывая в титры, можно было узнать новаторскую руку. Каждая его картина становилась маленьким событием. Пять лет понадобилось Соболеву, чтобы подобраться к чему-то значительному. Это была дорога к „Взорванному рассвету". В основе сценария вертелась гипотеза о существовании и причинах гибели планеты Фаэтон. Это сейчас благодаря компьютерной графике можно реализовать самую невероятную историю в космосе. Тогда нужно было искать игровой ход. Соболев предложил сценаристу свой: узник, обреченный на смерть, на рассвете заканчивает рассказ о гибели планеты. Фильм же самого Соболева заканчивался весьма неожиданно — булавкой и комментарием: „Эта булавка изготовлена из метеоритного железа. Планету на булавки!". Впервые на студию ворвалось искусство в виде сплава из фундаментальной науки и личных эмоций. „Рассвет" взорвал тихую заводь научного кино. Впервые наука переплелась с искусством. Но фильм на экраны не пошел. Не потому, что был нестандартно подан и ко всему еще пронизан пацифизмом. Автор книги, Николай Руденко, оказался диссидентом. Все связанное с его именем по команде предали забвению.

Соболев не унывал, хотя тогда еще не мог и предположить, что следующий фильм принесет ему славу.

Все великое начинается с мелочи. Сценарист Аликов зацепился за фразу: „Гуси Рим спасли". В журнале ей давалось объяснение: два „га-га" — предупреждение об опасности; шесть „га-га" — спасайся, кто может! Сценарист привлек ученых. Соболев загорелся не просто подсмотреть, как это бывает в природе. Задумал провокацию — эксперимент, желая сделать зрителя соучастником происходящего. Однако директор студии не поддержал эту авантюрную затею. Он понимал, что если студия потратит кругленькую сумму на фильм о достижениях пятилетки, его похвалят. А вот гуси со своим га-га способны только погубить его, лишить кресла. Студийцы обратились за помощью к министру Иванову. Тот идею поддержал. Директор сомневался и сопротивлялся: „Я подам в отставку". Министр и эту идею поддержал. Таким образом, был расчищен путь к реализации новых тем, форм — к творчеству. У студии появился новый прогрессивно мыслящий директор Борис Остахнович. В 1966 году Соболев приступил к работе над фильмом „Язык животных".

Добыча самого простого кадра требовала терпения. Камеры поначалу отвлекали птиц и животных от основных инстинктов. Дежурили днем и ночью, чтобы запечатлеть брачный танец, а если не получится, то ссору. Соболев любил повторять: „Работать надо весело". Кому еще могло прийти в голову пронумеровать 10 тысяч пчел, чтобы проследить за их деятельностью? Все это есть в фильме, но кое-что цензура запретила. Казалось бы, фильм о животных, в чем опасность? В опытах с дельфинами. Они тогда находились во власти морского флота, причем подводного. Пропусками на засекреченную территорию служили ящики коньяка. В засекреченном закрытом вольере и произошла первая подводная съемка в Украине. Дельфинам надевали специальные щитки на глаза, чтобы выключить зрение и поймать звуки. Полтора месяца каждый день длилась подводная слежка, пока группа не созрела для большого эксперимента. Для его осуществления нужно было проложить экспедиции дорогу. Взрывали скалы. Отчего в близлежащих пионерских лагерях вылетали окна. В ответ неслись жалобы и угрозы, но они не останавливали группу. В Днепропетровске уже заказывались титановые стойки для крепления сетей, постройки собственного вольера. С вертолета дельфина выбросили в открытое море, предоставив ему возможность выбора: тренер или свобода. Он внял призывам тренера. Вернулся к своим, в клетку. Эти трогательные кадры не пришлись по вкусу адмиралу флота СССР Горшкову. Сначала он требовал, чтобы Соболев лично показал ему картину. Соболев отнекивался: „Я режиссер, а не киномеханик". Адмирал нашел механика. Одобрил музыку, переспрашивая: „Это Бах?". Соболев, не моргнув глазом, поддакнул, хотя музыку к фильму написали современные композиторы. Режиссер уже был готов согласиться со всем, но не с тем, что услышал: „Муравьи забавные, пчелки интересные, а с дельфинами надо подумать. Там у вас эпизод с вертолетом. На нем наш знак. Не годится". И до приема фильма с ярким эпизодом пришлось расстаться.

На немой сдаче „Языка животных" произошла курьезная история. Одна из двадцати пяти страниц исчезла. Соболев с надеждой посмотрел на сценариста, но когда понял, что он ему не поможет, прочел текст наизусть. Все сценаристы, с которыми ему довелось работать, объясняют это не приливом адреналина в критической ситуации и даже не феноменальной памятью режиссера. Соболев боролся с ними за каждую фразу. Текст пропускал через душу. Не случайно этот фильм в течение короткого времени получил награды четырнадцати стран. Всех фестивалей, где он только был заявлен, начиная с Венгрии, заканчивая Ираном. Язык животных, не до конца понятный для ученых, в той новой форме, которую родил Соболев, оказался понятен всем живущим на земле народам. Впервые научно-популярный фильм конкурировал с игровым кино в кинотеатрах. С него начался новый этап научно-популярного кино и самой студии.

В 1968 году Соболев замахнулся на тему, которая в советские времена находилась под запретом — парапсихологию. Совершил вместе с учеными „Семь шагов за горизонт". Под таким названием снял сенсационный фильм о скрытых возможностях человеческой психики. Потрясающие кадры: человек с завязанными глазами четко управляет автомобилем. Обоснованные наукой возможности, а выглядят как игровое кино. Ученый Сергей Капица отзывался о Соболеве как о человеке, который замечает и поднимает проблему раньше всех.

Похоже, что из тем, интересующих режиссера, начали выстраиваться сериалы. Проходило время, и он возвращался к теме, чтобы проникнуть в нее глубже. Так от „Языка животных" он подобрался к проблеме „Умеют ли думать животные". Идею „подкинули" крысы. Точнее информация о том, что они смогли перехитрить человека, воруя яйца с товарного склада в Америке. В своем фильме Соболев устраивает животным настоящие испытания. К примеру, те же крысы преодолевают разные по степени сложности препятствия, чтобы пробраться к норе или к приманке. Результат — красочные представления, а ведь те же крысы не актеры. С ними, как, впрочем, с рыбами и жуками, не договоришься.

В этом же фильме он впервые поднял экологическую проблему, называя в траурной рамке годы жизни и исчезновения определенных видов животных.

А в конце 1971 года авторитет Соболева сработал таким образом, что высокое начальство прошляпило откровенно диссидентский фильм „Я и другие". Вроде бы ничего особенного: дети и взрослые друг друга дурачили. На черное говорили „белое", на соленую кашу — „сладкая". В основе фильма — игра. Разные группы, сговорившись, навязывают свое мнение новому испытуемому. И в каждом случае он соглашается. Соболев впервые показал механизм конформизма. В фильме нет никаких выводов, но возможность сделать их остается у зрителя. Соболев был шестидесятником. Шел в духе времени. И если диссидентов делят на физиков и лириков, то он, конечно же, был лириком.

„Конечная цель для меня ничто. Мне интересен путь к ней", — говорил он, погружаясь в очередной эксперимент. Неоднократно он проверял на себе заинтересовавшие его теории. Если до этого фильмом „Семь шагов за горизонт" он показывал феноменальные способности одаренных людей, то в следующем — „Дерзайте, Вы талантливы" — стремился доказать, что умственные возможности обычного человека безграничны. На примере абсолютно оригинальной методики изучение иностранного языка всего за 24 сеанса он умудрился снять документальный фильм, который знатоки не боятся сравнивать с „Репетицией оркестра" Феллини. Правда, внедрившись в группу, сам Соболев английский так и не выучил. От переваривания методики и наблюдения за учащимися он все равно переключался на главную задачу: как это действо будет выглядеть в его фильме. Во всем Союзе этой методикой владело два преподавателя. Методист Китайгородская оказалась фанатом своего дела, не терпящим постороннего давления. Ей не мешала камера, но гримироваться по этому поводу и позировать она не собиралась: „Никаких дублей. Я пришла обучить людей языку". Учить в форме игры. Нехватку слов восполнять жестами и мимикой. Для взрослых довольно провокационная форма обучения. В группе наряду с романтическими увлечениями начала зарождаться зависть — к более заметным способностям, учительской похвале. Случайная группа людей оказалась замкнутой в пространстве. Собравшись изначально сугубо по делу, захлебнулась эмоциями и от них чуть не развалилась. Из десяти к концу осталось восемь. Сценарий жизни, который удалось поймать Соболеву, оказался куда цветастее задуманного и утвержденного на бумаге. 1979 год. Фильм удался. Еще одна победа, хотя к Соболеву на родной студии коллеги относились неоднозначно. Со стороны казалось, он выбирает беспроигрышные темы, руководство утверждает, а дальше ему просто фартит. Лишь близкие знали, как он изматывает себя, работая над фильмом, полностью погружаясь в него. Его отчужденность и неприветливость в момент внутренней сосредоточенности многие воспринимали на свой счет, как некую позицию надменного превосходства. Он был веселый, открытый, но от неудач бронзовел.

Соболев был признанным мэтром в Советском Союзе. И если перед ним робели коллеги, то что говорить о студентах театрального. Для них каждое его слово было значимо. Чаще других он употреблял „липа". После чего следовал громогласный скандал. „Лихо!" — доводилось слышать единицам. Высшей похвалы у Соболева не существовало. Один из его наиболее успешных учеников — Александр Роднянский слышал чаще первое, нежели второе: „Он выбил из меня всю халтуру. Я, как и все, носил одну сценарную заявку за другой. Можно было десять, двадцать пять разных подавать, пока он не одобрит. Диктатор, деспот, но именно он являлся для нас камертоном, по которому настраивается внутренний голос".

Сам Соболев без бахвальства говорил, что способен из календаря, телефонной книги, любой вещи, не имеющей ничего общего с кинематографией, создать интересную картину. Главное для него было увлечься, пропустить это эмоционально через себя.

Понятно, почему партийным органам хотелось прибрать к рукам талантливого художника. Заставить работать на систему. В 1981 году их желания совпали. Пушкин не гнушался сочинять оды царю. Соболеву предстояло воспеть всего лишь оду Киеву, поскольку наверху решили отпраздновать 1500-летие города. Он мечтал создать гениальный фильм. Феллини же удалось снять картину о Риме.

Соболев был рисковым человеком, но на компромисс шел впервые. Полагал, что талант и имя помогут выйти из любой ситуации. Директор студии Остахнович по-дружески уговаривал его не браться за заказ. У студии научно-популярных фильмов было явное преимущество перед остальными студиями. Находясь на отшибе, люди творили вне времени, вне идеологического процесса. Директор пытался предостеречь, понимая, что обязательная программа, то есть идеология потребует от фильма конкретных акцентов. Но у Соболева желание любой ценой получить звание победило над здравым смыслом. Он отвечал: „Это последняя моя возможность стать народным. У меня растут три дочери. После этого фильма я смогу делать все, что захочу". И принялся в упоении снимать поэтические уголки и красоты колыбели христианства. При этом нельзя было обойти железобетонную конструкцию, символизирующую защитницу Родины, мать. Памятник, перед которым ни у одного киевлянина даже со временем не возникло чувства благоговения. Соболев с нежностью отнесся и к этому символу: „Каждая эпоха оставляет после себя памятники. Этот самый честный монумент той эпохи".

Первая попытка сдачи „Киевской симфонии" еще не конкретизировала провал иллюзий художника. Цековская дама после просмотра спокойно встала и в никуда обронила: „Какие же вы здесь все талантливые". Что она донесла до своего руководства — это другой вопрос. Открытого обсуждения не было, но через два дня на студию пришла бумага, а в ней двадцать пять пунктов поправок. Никто не просил доснять Брежнева и Щербицкого, но кресты на церквях предлагалось убрать. Соболев зверел: „кресты — историю убрать, а 1500 лет оставить". Вертолетная съемка — одна из лучших — была из фильма полностью изъята. Примитивные чиновничьи претензии внедрялись в живую ткань фильма. Режиссер нервничал. Убирал, доснимал, снова монтировал, а фильм все равно не принимали. Семь попыток. В результате фильм к празднику подан не был. В разной степени пострадали все. Соболев лишил студию премии. Подвел людей, которые должны были рапортовать в высшие инстанции. Несмотря на это, Соболеву, якобы в ЦК, решили дать звание. По установленному в те времена порядку рекомендовать должна была первичная партячейка. И тут мэтр получил нож в спину. Сценарий партсобрания на его родной студии был написан без его участия. Партком затормозил решение партии по ее же указке. Долгие годы чувствуя себя признанным лидером в научно-популярном кино, он не был готов к подобным поражениям.

В 1982 году, с опозданием, премьера „Киевской симфонии" все же состоялась. Своих он на ней почти не отыскал. Братская „Укрхроника" пришла посмотреть, что сделал хваленый режиссер. Провал по срокам спас его от позора. Было понятно, что Соболев-художник боролся с цензурой как мог. Видели первый вариант „Симфонии" говорят, что он ближе к тому, на что был способен мэтр. Большинство же увидели неудачу — седьмой вариант.

Соболев обозлился. Впору было бы на себя, но он искал врагов по соседству. Считал, что должен реабилитироваться следующим хорошим фильмом. Перед кем? Перед властью? Кому он хотел доказать, что способен сохранить себя на заказе? Видимо, хотел, как прежде расти, подниматься над собой, но рост дал крен. Последняя записная книжка творца оказалась не похожей на прежние. В тех, более скромных и потертых, хранились телефоны друзей, коллег, научных сотрудников. Новая — начиналась на всякий случай собственным телефоном и адресом. Она собрала чиновников всех мастей. В ней были заведующие отделами, киностудиями, руководители министерств, инструкторы ЦК. Это были тоже далеко не глупые люди, но с другими ценностными приоритетами. Он искал покровителей, чтобы никакой партком не мог пикнуть. А эти другие люди его попросту развращали. Ему было лестно слышать от них, что он великий режиссер, который хорошо знаком с психологией, поэтому сможет качественно снять фильм „Исследование вражеской пропаганды". В сценарии были обязательные акценты, к примеру, что Виктор Некрасов — враг народа. Оператора, с которым он работал из фильма в фильм, Светлану Нови, этот „факт" смутил. Она отказалась участвовать в проекте. Соболев не знал, как работать с идеологией. Не умел отличить правду от лжи. Оставшись без поддержки единомышленников, почувствовал себя в западне. Он не собирался умирать, но как жить дальше, тоже не знал. Он не смог бы сделать фильм, который удовлетворил бы и „идеологов", и его самого. Вмешалась судьба. Кто-то сверху решил, что дальше ему идти не надо.»

Источник: газета «Зеркало недели» ,
статья «Тот, кто расслышал язык животных» ,
автор Любовь Журавлева.

Фильмография:

«На полях семилетки» 1960 г.
«Мое отречение» 1961 г.
«Нашему тренеру» 1962 г.
«Задачу решит кибернетика» 1963 г.
«Загадочный 102» 1964 г.
«О грозе, тетке Марфе, грозозащите и Дремайло» 1964 г.
«Взорванный рассвет» 1965 г.
«Религия и ХХ век» 1965 г.
«Язык животных» 1967 г.
«Семь шагов за горизонт» 1968 г.
«Думают ли животные» 1970 г.
«Прилежные ученики» 1970 г.
«Я и другие» 1971 г.
«Добрый и злой» 1971 г.
«Идущие в пламя» 1972 г. (приз на МКФ в Москве, 1973 г.)
«Этюды о нравственности» 1973 г.
«Институт надежд» 1974 г.
«Биосфера! Время осознания» 1974 г.
«Подвиг» 1975 г.
«У истоков человечества» 1977 г. (приз на ВКФ (Всесоюзный кинофестиваль))
«Дерзайте, вы — талантливы» 1978 г.
«Когда исчезают барьеры» 1980 г.
«Киевская симфония» 1982 г.
«Голоса Киева» (совместно с Иосифом Пастернаком) 1982 г.
«На прицеле ваш мозг» (закончен Виктором Олендером) 1985 г.