«Человек-гризли» Вернера Херцога
«Преодолевай страх и испытывай восторг»
(Р. Бах «Бегство от безопасности»).
Есть режиссеры, которые, создавая фильм, всегда заняты чем-то большим, чем «написанием сценария, разработкой характеров и художественного решения фильма». Подобный профессиональный сленг при обсуждении работ таких режиссеров, представляется чересчур буквальным, узкоспециальным, способным только увести от сути разговора.
Конечно, это не отменяет в их фильмах стройного повествования, авторского взгляда, но говорить о «художественном решении» фильма отдельно становится очень сложной задачей, потому что идея, способ ее реализации и авторское отношение становятся неделимым целым. Все равно, что держать в руке камень. Камень имеет определенную форму, фактуру, цвет, вес. Сложно отделить одно его качество от другого. Мы можем только фокусировать внимание на отдельных его свойствах, но камень — это естественно образовавшаяся целостность. И понять камень можно, только принимая его «неделимость».
Подобной «неделимостью» обладает серьезное авторское кино: материалом здесь в полном смысле слова является сам автор. Такое кино всегда существует как бы вопреки. В отличие от усыпляющих картинок различных «фабрик грез» оно всегда приводит в чувства, встряхивает, ясно очерчивает реальность. Именно масштаб личности автора выводит фильм за рамки общепринятых понятий и разговоров о кино. И именно о личностном подходе в кино хочется вести разговор.
В этом контексте обязательными к просмотру являются картины Вернера Херцога, полновесного, имеющего собственную орбиту автора. Сам Херцог говорит, что занимается не столько кино, сколько созданием нового языка изображений. Его авторское видение кристаллизовалось в противостоянии общепринятым взглядам на подход к созданию фильма. Возможно, поэтому его героями часто становятся маргиналы, отшельники, люди, отброшенные за пределы «цивилизованного представления о мире».
Каждым своим фильмом Херцог, как будто объявляет — ты один против всего мира. Не является исключением его документальная работа «Человек-гризли». Герой фильма Тимоти Тредвел, активный защитник дикой природы — такой же воин-одиночка, чудак и отщепенец, как многие герои Херцога.
Тимоти Тредвел провел на Аляске тринадцать летних сезонов подряд, наблюдая и документируя жизнь медведей гризли в их естественной среде обитания. Там он и его подруга Эмми Хугенард погибли в 2003 году. Последние несколько лет Тредвел брал с собой в экспедиции видеокамеру.
Видеокамера стала для Тредвела не просто инструментом. Едва ли он осознавал себя профессиональным кинематографистом. Во-первых, установленная на штатив камера была свидетелем попытки Тредвела приблизиться к медведям, вступить в своеобразное братство с ними (в своеобразное — потому что одностороннее). Во-вторых, камера была средством спровоцировать на диалог мир людей, цивилизацию.
На кадрах, отобранных Херцогом из более чем 100-часового видеоархива, мы можем наблюдать, как Тредвел входит в реку навстречу гризли, пытается его погладить, ругает поднявшего на него лапу медведя… Эти кадры напоминают видеодневник человека, который по какой-то неведомой для обывателя особенности своей психики готов принять жизнь или смерть, как принимают проигрыш или выигрыш в азартной игре. На удачу. И каждый раз, находясь перед объективом вместе с чудовищно огромными гризли, он выигрывает.
Эти кадры завораживают, кажутся невероятными, истинно документальными. На сцене «молитвы о дожде» начинает казаться, что фильм игровой, а сам Тредвел — только плод воображения Херцога.
Но перед нами подлинная история, в которой, человек пытается стать чем-то большим, чем человек. Или это история полусумасшедшего, разочарованного, отчаявшегося человека?
Эти же вопросы волнуют Херцога. Благодаря заданному режиссером вектору, мы понимаем, что за внешне инфантильной и безумной попыткой сблизиться с дикой природой, а также не каждому понятным желанием Тредвела «защитить» медведей своим присутствием в Заповеднике кроется внутренний хаос, надлом, рожденные нежеланием оставаться на человеческой территории. И просто отказ быть человеком.
Но в это же время в нервных монологах Тредвела сквозят уязвленность, желание произвести впечатление, стать лучшим — полный набор человеческих слабостей.
Вот почему решение Тредвела брать с собой камеру в экспедиции представляется нам не просто стремлением познакомить людей с жизнью гризли, но потребностью быть ими замеченным. И подлинной темой его послания является не защита дикой природы, а внутреннее смятение и разочарование.
Очевидно, что Тредвел находится в постоянной внутренней полемике с миром людей. Откровенно рассказывая на камеру о своей жизни, он в то же время возводит стену между собой и остальными людьми, проводит границу, определяя себя как более сильного духом.
И тогда его пребывание на Аляске — уже не попытка выйти за грань человеческих возможностей, а скорее шаг в обратную, человеческую или животную (как бы ему того хотелось) сторону.
Тимоти Тредвел подходит к гризли так близко, будто чувствует себя одним из них. Но дистанция между человеком и животными очевидна, и он сам сознает ее и говорит о ней.
Границей является его собственный страх. На пленках Тредвела медведи выглядят отстраненными, внешне безучастными, но непредсказуемыми и пугающе близкими. Это и есть качества смерти в ее постоянном молчаливом присутствии рядом с любым живым существом.
Тредвел, кажется, пытается приручить саму смерть. Каждый раз, избегая удара или нападения, он приписывает это своему «знанию медвежьего языка». Это все равно, что пытаться силой мысли отвести от себя молнию или выгуливать на поводке бешеную собаку.
Друзья и знакомые Тредвела не видят в этом никакого везения. Они называют Тредвела чудаковатым защитником природы, беспредельщиком, отчаянным, «ковбоем в бандане»…
Но подтекстом в фильме проходит мысль о том, что смерть умнее человека: в назначенный час она все сделает правильно. Дело человека — принять это и понять, как с этим жить. А жажда превосходства, желание выйти за рамки — это своеобразный атавизм божественной природы. Объятия с медведями — и вовсе психическое расстройство.
Почему же тогда, обращаясь через камеру к администрации Заповедника (представителю цивилизации на Аляске), Тредвел не стесняется резкости выражений и жестов? А стоящему в метре голодному, готовому напасть гризли он повторяет: «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя…» ?
Попробуйте объяснить такое поведение смотрителю музея, рассказывающему о традиционном отделении животного и человека, о местных обычаях, пилоту, извлекшему из медвежьего брюха «четыре пакета, наполненных людьми», другу-актеру и его жене, просидевшим перед телевизором половину жизни. А также всем, кто знает «цивилизованную» биографию Тредвела: неудавшийся актер, алкоголик.
Близких Тредвела его смерть не удивила. Оказывается, каждый из них внутренне чувствовал ее неотвратимость. Однако сам Тредвел в последнем монологе на камеру (за несколько часов до смерти) говорит о том, что в мире он единственный человек, который не погибнет от лап гризли, в отличие от любого, кто посмеет ступить на землю гризли и кто сейчас находится по другую сторону экрана. Но такова реальность: в особо голодные времена медведи нападают даже на своих.
В финале Херцог приводит нас к мысли о том, что Тредвела вела на Аляску не любовь к дикой природе и не счеты с человеческой цивилизацией. Медведи, дружба с лисичками, мифические браконьеры — все это было предлогом, чтобы найти себя, увидеть свою жизнь на фоне истории.
И вся пленка, отснятая Тредвелом в заповеднике гризли, резюмируется в простую и в той или иной степени понятную каждому человеку мысль: я не знаю, кто я, я не вполне понимаю, что происходит, но я здесь один, чтобы победить свой страх.
